Город погружался в сумерки. Площадь преображалась: бесконечная желтизна и суетливость исчезали, воцарялось вечернее спокойствие и мягкость очертаний. Наступал тот миг, когда действительность воспринималась легким томлением, удовлетворенностью всем, приятными ожиданиями.
В ресторане, что был одним из многих очень, очень добропорядочных заведений на площади, из недр которого исходила мелодия, создававшая ощущение вкусного вина и ароматного кофе, вход куда был обрамлен лампочками с бегающими по дуге разноцветными огоньками, - в таком вот ресторане проводили вечерок двое приятелей.
Один из них имел аккуратную стрижку и вроде бы беспокойный взгляд, впрочем, если основательно приглядеться. Этот человек пил кофе и искусно курил сигарету; его поведение могло показаться несколько преувеличенным, но опять же, если наблюдать за ним чрезвычайно внимательно и хотя бы слегка разбираться в жизни. При беглом же осмотре приятели производили впечатление классических вечерних джентльменов, тонко улавливающих очарование ресторанного действа: никому ведь не придет в голову подходить к ним вплотную и бесцеремонно, хотя бы и мудро, все подмечать.
Тот, что не имел аккуратной стрижки и был более свободен в своих движениях, наконец, заметил кого-то и промолвил весьма серьезно, но с едва различимой скукой:
- Тебе пора. Уговаривать, чтоб не боялся, не стану, не маленький. Делай, как делается, и плюй на все, - и, уже поднявшись, добавил: - Да, и выпей еще. А то слишком ты трезвый.
Оставшись один, мужчина с аккуратной стрижкой спросил себя: "Спокоен ли я?" Тотчас ответил: "Я думаю, что вполне". Затем здраво рассудил: "Мне представляется, что это не самое сложное в нашей жизни. И уж во всяком случае, не самое главное". После чего он поднялся и подошел к одному из столиков.
- Добрый вечер, - сказал этот человек женщине, минуту назад появившейся здесь. - Вы Светлана?
- Да... добрый вечер.
- Перейдемте за мой столик.
Женщина встала, сохраняя осанку, и, сверкнув бедрами, пошла впереди. Мужчина, указав направление, шел сзади и осматривал ее ноги.
Он усадил женщину за свой столик и оглянулся, отыскивая официанта. Служащего не было, но и этот пустяк мужчина напряженно постарался не заметить.
Вскоре пришел официант, сменил приборы и принял заказ (приятели заранее обсудили все детали, и теперь мужчина, оставшись один, проговорил несколько названий).
- Вам ведь Сергей говорил обо мне? - прервал он молчание, коротко, но цепко взглянув на женщину.
- О, Сергей о вас так лестно отзывался, - улыбнулась она.
"Все ли он рассказал ей так, как я просил? - вновь встревожился этот человек. - Она красивая женщина, и если она всего не знает, то мне будет трудно… Нет-нет, Сергей очень хорошо понимает мою ситуацию. А она умница!"
Он обошел столик, придвинул стул и сел подле женщины. Теперь они находились почти бок о бок. От женщины томительно пахло духами, кожа на ее лице была смугловато-белой и русые вьющиеся волосы были прекрасны. Она смотрела на него доверительно и не переставала улыбаться. Он почувствовал, что ему становится легко с этой женщиной, и даже как будто бы теплая волна прошлась по его телу. "Ну вот же!" - воскликнула его душа.
- Света, - прошептал он, глядя на ее брови, лоб, ресницы, - вам Сергей все объяснил?
- Все, - так же тихо сказала она и прижала свою ладонь к его шее. - Не беспокойтесь ни о чем. Я вам нравлюсь?
Успев про себя отметить, как вдруг все легко пошло, он горячо ответил:
- О да, да!
- Сегодня мне приятельница продала фээргэшный поясок. Это так кстати пришлось, - непринужденно, словно о театре, например, говорила она. - И я специально одела его для вас. Как вы его находите?
Ему ударило в глаза ослепительное сияние: ножка и замочек чулка на ней, и тепло во всем теле - он замер, затаил дыхание, не в силах вымолвить слово.
- Но вы еще будете иметь возможность осмотреть его внимательнее, - так же неожиданно, но вовсе не суетясь, одернула она платье и как ни в чем не бывало оглянулась. - Что же шампанское не несут?
- Светочка, я люблю вас! - прошевелил он запекшимися губами и, упиваясь счастьем, подумал: "Вот и все! Господи, слава тебе!"
Пришел официант, принес советское шампанское и утонченные вкуснятинки. Женщина с мужчиной взялись за бокалы.
- Светочка! - сказал мужчина (он так и остался сидеть подле женщины). - Давайте выпьем за здоровье всех женщин! Вы знаете, я люблю всех женщин. Если на мгновение замереть, закрыть глаза и хорошо подумать о женщинах, и попытаться понять, что же они, в конце-то концов, такое, то, знаете ли… Женщины - это, Светочка, вообще черт знает что на самом деле… То есть, я хотел сказать, вернее, я хотел восхититься женщинами… Фу, блин, запутался!
- Я прекрасно поняла, - обволакивающе сказала она и уже навсегда пристроила свою ножку к его ноге. - За женщин!.. Вы пейте, пейте, не смотрите на меня так ужасно.
- О нет-нет! Что значит, ужасно! То есть, наоборот совсем: вы просто прелесть! - и он осушил свой бокал.
Она рассмеялась, легонько запрокинув голову и показав ему, какая у нее обворожительная шея.
- Кто так пьет шампанское? Его надо пить небольшими глотками и чутко прислушиваться к божественной кислинке, - шептала она, в левой руке держа бокал и отпивая из него; ее взгляд был сосредоточен на какой-то посторонней точке, правая же ее рука - для удобства, конечно - ладошкой опиралась на его ногу.
- Светочка, можно мне поцеловать ваши глаза?
Она приблизила к нему лицо и закрыла глаза. Он поцеловал один ее глаз, потом другой, пришел в дикий восторг и заругал себя беспощадно: "Дурак, козел! Какие тут могли быть сомнения!"
- Поедемте быстрее к вам! - дышал он жаром ей на ушко.
- Но давайте хоть икру съедим!
- Ах, простите! Давайте покушаем, действительно. Еще шампанского? Вот красная рыба…Кушайте, Светочка, потому что я вас люблю. А это что?
- Дайте и мне попробовать… М-м!
Выпили по третьему бокалу. Вскоре - по четвертому. Все съели.
- Эй, человек! - щелкнул пальцами мужчина наугад в один из концов зала, дескать, еще шампанского!
Женщина мягко остановила его:
- Но у меня дома, в моей одинокой, холодной, - ядом вливались в его ушные раковины ее музыкальные звуки, - несчастной, прекрасно обставленной, идеально убранной, уютной, тепленькой, - и крохотный укус за мочку, - квартирке нас ждет "Наполеон"… - и удушающий запах ее волос, - бразильский кофе и "Данхил"… - и ослепительный блеск ключиц, - финский комплект постельного белья… - это уже таким шепотом, что словами не передать.
- Едем же! - и задохнулся, слов не нашел, лишь ощущая на своих губах ее волосы и помаду.
"Дурачок, дурачок я, - не переставая он сквозь чад анализировал события. - Ну, видишь, как все просто!"
Едва они вышли из ресторана, к ним тотчас подлетело такси, резко затормозив; бампер машины лоснился в предвкушении червончика.
Мужчина старался ни о чем не думать, но чем больше старался, тем больше становилось ему не по себе. Он видел впереди чрезвычайно наглую спину таксиста и ненавидел его за то, что этот чурбан никогда не страдает.
- Что с вами? - теплое дуновение встрепенуло его. - Вам со мной плохо?
- Нет-нет!
Он уткнулся ей в шею лицом и был безмерно благодарен этой женщине за свою дешевую размягченность, которая на мгновение снимает боль. Но он знал, что катастрофа грядет, несмотря ни на какие ухищрения его, Сергея, Светланы. Он был убежден, что ничто не поможет ему, что судьба решительно против него, но он покорно ей отдавался, он жаждал испить горькую чашу; чем больше позор он переживет, чем больнее он будет растоптан - тем лучше. "Вот тебе, на, на!" - молоточком стучало в его голове, и он видел себя, раздавливающим мерзкого самого себя, и от этого легчало.
Женщина поглаживала его грудь, запускала ручку под его рубашку, а ему становилось все тяжелее и тяжелее. В такси он еще держал себя в руках, но в безмолвной уютной квартире, когда Светлана зашумела в ванной, он был окончательно деморализован.
- Послушайте, Света, - сказал он женщине, опустив глаза, стараясь не замечать ее невыносимо очаровательной фигурки и пребывая в дьявольском напряжении. - Все это было напрасно. Не судите меня строго, поверьте, я глубоко несчастный человек. Мне следует немедленно уйти, я это и сделаю сейчас. Но я хотел бы напоследок сказать, что навсегда сохраню о вас светлый…
- Понятно. Тогда я несу коньяк.
Она ушла в другую комнату, он же, верный своему слову, начал обуваться в прихожей. Женщина вернулась и, так как он не видел ее лица, встряхнула головой, заряжая новую обойму терпения.
- Я вас прошу, останьтесь.
- Света, не мучьте меня! У меня ничего не выйдет.
- Но мне необязательно вступать с вами в близость! Просто я одинокая женщина, и мне приятно проводить с вами время… Так вы не уйдете?
- Хорошо, я не уйду. Но видит бог, я был честен до конца.
- Да ну вас с вашей честностью. Открывайте бутылку!
Он завозился с бутылкой, он был неловок.
Он испытывал величайшую досаду, досаду до бешенства, и в это мгновение он согласился бы сесть в тюрьму за изнасилование. Пускай он стал бы преступником и попал в преисподню. Но зато он сумел изнасиловать женщину!
- Снимите же свой дурацкий плащ! Такие плащи сто лет назад носили.
- Светлана, не командуйте мной! То, что я остался, не дает вам право…
- Послушайте, перестаньте! Выпьем поскорее.
- А зачем поскорее! Чтоб исчезла скованность? А со скованностью я, значит, не смогу?
- Да, да!
- Я ухожу!
- Отойдите от двери!.. Пус-стите!
- Не злите меня, я наговорю вам гадостей!
- Да уж лучше наговорите гадостей! Обзовите меня кем угодно, но я устала с вами, вот видите, я тут стою перед вами, так обзовите меня шлюхой, врежьте мне по лицу, разорвите на мне одежду, что вы стоите как истукан, неужели я вам не нравлюсь, вы псих, другой бы на вашем месте…
Спохватилась. Он сидел на стуле, сгорбившись, так и не сняв плащ, держал в одной руке "Наполеон" с тремя звездочками, в другой нож, и не имел никаких душевных сил, чтобы определить смысл хоть чего-нибудь. Она растерялась, впервые за вечер.
- Это ужасно… - прошептал он. - Господи, какой стыд, какой стыд!
- Простите меня! Успокойтесь, прошу вас! Давайте покурим, вам полегчает.
- Нет-нет, это отвратительно, я не знаю, что мне делать, я не могу смотреть вам в глаза.
- Почему вы не можете смотреть мне в глаза?! Милый вы мой человек, смотрите мне в глаза хоть всю жизнь! Успокойтесь, умоляю вас! Зачем вы так близко принимаете все к сердцу!
- Нет-нет!… Боже, я импотент! Я, наверное, сопьюсь!
- Ну что же вы в самом деле! - голос ее дрогнул. - Что вы, что вы, зачем спиваться! Вы такой славный, хороший, вы такой добрый и несчастный человек!
Они уже успели пересесть на диван и беседовали, держа друг друга за руки. Мужчина испытывал удивительно приятное брожение души, женщина… тут я, впрочем, пас.
- О, вы правы! - наслаждался мужчина. - Я несчастный человек! Светочка, это трагедия! Кому я теперь нужен!.. Господи, я сейчас заплачу… Нет! Я лучше покончу жизнь самоубийством!
- Ах!
- У меня есть машина…
- У вас есть машина?
- Да!.. У меня есть машина, я в гараже закрою дверь и включу зажигание!
- Ну, что вы говорите такое! Поедемте лучше на юг.
- Да, это слишком страшно… Тогда я стану гомосексуалистом!..
- ???
- Нет, я лучше все же заплачу.
- Плачьте, миленький, не стесняйтесь меня. - Она склонилась к его рукам и поцеловала их. - Плачьте, вам полегчает.
- Светочка, как мне плохо… Да что вы!
- Ой, - она испуганно-прозревающе махнула рукой. - Простите, я хотела как лучше.
- Ладно, Света, давайте пить и курить. Где ваш "Данхил"?
- У меня есть "Гродно"!
И женщина с мужчиной приступили к ночному ужину.
В течение их дружеской беседы, разумеется, далекой от всех этих прикосновений, поглаживаний и прочего (тьфу, прости, господи!) - однако, что удивительного: когда встречаются заполночь за бутылкой коньяка мужчина, который очень высоконравственен, и женщина, хотя и… э-э… но также очень, очень строгих правил, то им есть что сказать друг другу, - в течение такой вот достойной быть примером для молодых людей беседы был выпит весь коньяк, съедены все бутерброды, салат, ножки и крылышки у запеченой в духовке утки, выкурено несколько сигарет, рассказано несколько анекдотов, повешен на спинку стула пиджачок и приготовлена постель, которая представляла собой достаточно широкое ложе с деревянной окантовкой, с двумя подушками, с благоухающим ароматами действительно финским комплектом и с пуховым одеялом, надутым как розовый поросенок.
- А вы знаете, кто я? - очень серьезно спросила женщина. - Пьяная женщина! - и расхохоталась.
- Это прекрасно! - с видом тонкого знатока промолвил он. - А хотите знать, кто я?
- Конечно.
- Пьяный мужчина. То есть, извините, пардон, просто пьяный человек. Хотя если разобраться, то тоже не человек.
- Вы очень туманно говорите. Но скажите, как вы относитесь к разврату?
- О! Разврат - это… это очень хорошее… это, знаете ли, такое большое, прекрасное!
- Однако согласитесь, что так называемая близость - это единственное, что есть у природы дельного.
- Естественно… Но мне этого не дано, вы же знаете, я вам как-то рассказывал.
- Разве? Да… дайте спичку.
- Светочка… Светлана! С огнем не шутят. Ах, вы, шалунья!
- У вас нет такого ощущения, будто щеки горят огнем?
- Пф! Нет… А у вас нет такого ощущения, будто в другой комнате стоит гроб?
- Ой! Ну вас, скажете тоже… А у вас не бывало такого ощущения, будто вы без пиджака очутились в Антарктиде?
- Бывало. А у вас не бывало такого ощущения, будто вы едете на машине с большой скоростью, и вдруг дорога кончается, и впереди - большая-пребольшая, такая, понимаете ли, яма?
- А вам никогда не казалось, будто вы сходите с автобуса, а он на самом деле в воздухе висит?
- Да-а… Все это кайф, конечно…
- Э, да вы спите!
- А! Светлана, вы о чем-то спросили меня?
- Ложитесь-ка спать.
- Да, вы знаете, что-то меня разморило.
- Снимайте брюки. Не стесняйтесь, мы с вами как брат с сестрой. Вы позволите, я рядом с вами лягу? Просто мы прижмемся друг к другу, просто как друзья, и нам тепло и уютненько будет спать.
- Светочка, я для вас что хотите… Подождите, я забыл снять часы.
- Ой, как я устала.
- А я как коснулся головой подушки, так будто меня в центрифугу затолкали.
- Вам плохо?
- Что вы, Светочка, мне очень хорошо. Но какой вы все-таки славный человек! Если бы я не был импотентом, я бы вас замуж позвал.
- А если бы меня любил Сергей, то он бы меня замуж позвал… Но он просил меня помочь вам… а вам бы к врачу сходить… а еще он сказал мне, что если я его люблю, то чтоб я вам помогла…
- Светочка, я хоть и пьян, но я все понимаю. Вы такое говорите, что у меня слезы набегают, но вы, конечно, скажете, что это водка плачет, но это не водка, Светочка, я давно понял, какая вы хорошая, и если бы я имел право, я бы вас позвал замуж, и у нас родились бы дети, и мы бы дружно жили, я бы ходил на футбол и сделал подвал, где бы мы хранили картошку, но я себе омерзителен, и зря, что я не ушел, мне надо уйти сейчас, но я не могу встать, потому что я устал… Вы обнимаете меня?
- Не тревожьтесь. Спите, нам обоим хватило, и я вас все равно не отпущу никуда.
- Да, Светочка, как жаль, что я не мужчина, со мной что-то случилось, но неужели у меня никогда не будет доченьки, я бы ей читал сказки и водил ее на карусели…
- Замолчите же! Замолчите…
- Господи, не плачьте! Не плачьте, умоляю вас! Эх, как вы плачете!
Женщина плакала беззвучно, отвернувшись от мужчины и прижавшись к самому краешку. Ее плечи вздрагивали, и тогда мужчина видел ее двигавшиеся под кожей лопатки. И он хотел долго уговаривать ее, но острый приступ жалости внезапно поразил его. Он видел в тусклом свете светильника ее дрожавшие лопатки, и нежность, всеобъемлющая бархатная нежность к лопаткам женщины охватила его. Он не произнес ни звука и, не отслеживая аналитическим умом свои действия, влекомый лишь одной колдовской нежностью, он приблизился к женщине и поцеловал ее лопатки. Потом еще раз поцеловал. Потом поцеловал спину между лопатками. Женщина перестала вздрагивать и замерла, как мышь.
Нежность, с ума сводящая нежность зудела в его теле. Он ласкал поцелуями ее плечи, шею, волосы, поцеловал за ушком. Его ладошка ненароком опустилась на ее талию, и тотчас же всем своим существом он понял, что эта ладошка могла бы и съехать вперед; ладошка медленно съехала вперед. Он ощутил движение, которое так ждал, и тотчас испугался. Он не верил самому себе, потому что все это не так, все сейчас, казалось ему, пройдет… Но женщина уже обняла его, вдохнула в его рот свое жаркое дыхание, утопила его в своей горячей лаве.
конец